Родилась я с большой проблемой — неправильный прикус и длинный выступающий подбородок. С каждым годом ситуация все обострялась. Явный дефект не оставлял меня в покое. Уже в детском саду меня начали дразнить друзья и подружки. Их мамы тоже дивились.
Тогда я была слишком молода, чтоб говорить: «Все, моя жизнь закончилась. Не могу
этого больше терпеть». Признаюсь, эти слова мне принадлежали. Сегодня хочу отказаться
от них, потому что проблема моя исчерпана, а жизнь и так слишком коротка, чтоб
сетовать на нее.
Это все длинное вступление к моей истории, которую хочу сейчас рассказать, вернее,
изложить. Сейчас мне 21 год. Зовут меня Екатерина Анисимова. Родилась я в Самаре,
но родители еще в 1992 году переехали на ПМЖ в Австрию.
Тогда я была слишком молода, чтоб говорить: «Все, моя жизнь закончилась. Не могу
этого больше терпеть». Признаюсь, эти слова мне принадлежали. Сегодня хочу отказаться
от них, потому что проблема моя исчерпана, а жизнь и так слишком коротка, чтоб
сетовать на нее.
Это все длинное вступление к моей истории, которую хочу сейчас рассказать, вернее,
изложить. Сейчас мне 21 год. Зовут меня Екатерина Анисимова. Родилась я в Самаре,
но родители еще в 1992 году переехали на ПМЖ в Австрию. И я с ними. Так годы моего
взросления проходили в этой небольшой европейской стране.
Родилась я с большой проблемой — неправильный прикус и длинный выступающий подбородок.
С каждым годом ситуация все обострялась. Явный дефект не оставлял меня в покое.
Уже в детском саду меня начали дразнить друзья и подружки. Их мамы тоже дивились.
Моя мама понимала, что надо мной подтрунивают, она мне искренне сочувствовала
и сопереживала. Когда нападки и насмешки обострились, отец отвез меня в военный
госпиталь, который находился недалеко от нас. Там в отделении челюстно-лицевой
хирургии меня проконсультировали. Сказали, что после достижения совершеннолетия
мне будет разрешено сделать пластическую операцию.
До совершеннолетия оставалось долгих 5 лет. Когда, наконец, я «стала взрослой»,
как говорит моя бабушка, я сама отправилась в клинику. К моему восемнадцатилетию
в австрийской столице было около 200 частных клиник, практикующихся на пластической
и челюстно-лицевой хирургии. Я особо не колебалась с выбором клиник, потому что
знала, что при любом исходе хуже не будет. А за результат операции я не переживала.
С этим вопросом в Европе легче, чем в России. В случае отрицательного исхода мне
все компенсируют.
Уже сегодня не знаю, чем объяснить свою уверенность и отсутствие страха перед
операцией. Либо я была слишком молода и не понимала всей важности хирургического
вмешательства, либо душевный порыв изменить свою внешность. Может, тут сыграли
оба эти фактора. Затрудняюсь ответить.
Иду в кабинет хирурга на прием. В западных клиника все расписано строго по минутам.
Здесь редко кто опаздывает: ни пациенты, ни доктора. Я акцентирую внимание на
этом, так как несколько раз читала в отзывах о врачах, что их приходится долго
ждать. Нет, я никого не ждала. Немецкая пунктуальность не обошла стороной и австрийцев.
Врач был не особо многословен. Он осмотрел меня, измерил мой подбородок и сказал,
что бывало и хуже. Тогда мне казалось, что хуже не может быть по определению ну,
доктору виднее. Консультация длилась не более 15 минут. Я молчала, он молчал.
После того, как он осмотрел меня, доктор начал
что-то записывать в свой журнал. Не знаю, может, он отмечал
какие-то особенности, или просто его действия не имели к моей проблеме никакого отношения.
Операцию назначили на вторник. Консультация проходила в пятницу. Ночь перед операцией
я не спала. Мне все грезилось, как я преображусь после вмешательства доктора.
Утро. Отец отвез меня в клинику. Он переживал за меня, но не подавал виду. Мама
не поехала с нами — слишком близко она приняла мою решимость. Осталась переживать
дома.
Бабушка вообще ничего не знала о моем решении. Ее мы уведомили после, когда все
было позади. Когда я переступила порог клиники, то ощутила невероятную силу и
уверенность в том, что все будет хорошо. Светлые коридоры клиники быстро закончились,
и я оказалась у доктора в кабинете. За мной пришла медсестра и проводила в палату.
Здесь я надела больничный халат, бахилы, повязку на голову.
Уже не помню, как попала в операционную. Передо мной стоял высокий мужчина со
шприцом в руках. Анестезиолог, как мне объяснили позже. Пожалуй, обезболивание,
шприц, тонкая игла — вот чего я испугалась. Но все прошло на редкость безболезненно.
Через полтора часа. Открыла глаза — вакуум. Ничего не могу понять, где я, что
со мной? И что за свет так ярко светит? Почему вокруг так много людей? Поняла…
Все закончилось, и закончилось хорошо. От наркоза отошла быстро и без последствий.
Когда впервые увидела свой подбородок, он, конечно, был маленький, но иссиня-черный
и опухший. Но это меня нисколько не смутило, потому что знала, что все это последствия
операции, которые исчезнут с течением времени. Так и произошло. После операции
я всего 2 раза ходила на консультацию к хирургу. Когда окончательно все зажило,
спал отек, я себя не узнала. От прежнего безобразия ни следа не осталось. Все
так легко и просто.
Наверняка есть многие, которые сталкивались с такой же проблемой. Хочу посоветовать
вам никогда не отчаиваться. Все в этом мире поправимо. А если даже вас и настигла
неудача, не торопите события, все перемелется.Родилась я с большой проблемой — неправильный прикус и длинный выступающий подбородок. С каждым годом ситуация все обострялась. Явный дефект не оставлял меня в покое. Уже в детском саду меня начали дразнить друзья и подружки. Их мамы тоже дивились.
Спасибо за такую интересную историю из Вашей жизни! Вы молодец, что сделали это и ничего не побоялись! У меня такая же проблема, и очень хочу сделать это в Австрии! Посоветуйте мне в какую клинику обратиться и к какому доктору?! Вам надо было носить брекеты до операции? И сколько по времени! Мне сказали в России, что сначала 1,5 года носить брекеты, а потом только оперировать! Спасибо! Очень жду ответа!
